Патриция этого не ожидала, потому ее немного взяла оторопь. Впрочем, потом она всячески стреилась загладить неловкость.
-Ничего, ничего, я вам помогу, - сказада мадам Жермен, поводя своей палочкой вдоль мокрой одежды, чтобы ее высушить, а потом защитить от влаги, - Вот так будет гораздо лучше. А теперь давайте все же отсюда переместимся. Пора под теплый кров.
Она взяла свою собеседницу за руку и с треском исчезла.

------------- Магазин шляп "Шапо Жермен"

09.09.2012 г. 13:35

------------- Церковь Сен-Жак

Они возникли прямо у входа в рощицу. В этот раз Патриция решила не совершать скорбный ритуал обхода всех родственных могил, потому проигнорировала главные ворота и церковь. Она не была здесь почти неделю. Больших трудов стоило отвыкнуть от привычки проводить у дорогих могил каждую свободную минуту. Когда умерли родители, то ее удерживало наличие мужа и детей, когда умер муж, ей надо было заботиться о детях, но когда ее покинули и дети, то жить стало незачем... Теперь только работа, которая тогда, казалось, потеряла всякий смысл. Мадам даже подумывала продать свою лавку, но родственники Мальбуа не позволили, а передавать им бизнес тоже не хотелось. Вынырнуть из бездны отчаяния отчасти помог кладбищенский священник, что застал ее однажды у могил детей в совершенно невменяемом состоянии. После разговора с ним Патриции стало хоть немного, но легче. И тогда она стала следовать договоренности с пастырем посещать кладбище сначала не чаще двух раз в неделю, а потом не чаще одного раза, следующая веха - один раз в месяц, но до нее, кажется, еще довольно далеко. Тем более далеко до "нормальной" принятой здесь частоты посещения - в день рождения, день смерти и  день поминовения усопших в октаву Всех святых. В другие дни могилы посещать не принято, разве что за компанию, если навещаешь других родных "по графику", то не возбраняется зайти и к остальным. Исключения разве что по сильному зову сердца или по делу (установка нового памятника, цветника, приведение могилы в порядок и так далее). Впрочем, наверняка мало кто из родных погибших в Шармбатоне соблюдает эту умеренность. Но ей нужно было начать ее соблюдать, так как иначе Патриция практически переселилась на кладбище и оставалась бы там ночевать, будь ее воля. Если вдруг одолевало желание пойти на кладбище в неурочный час, то нужно было чем-то себя отвлекать. Шляпница порой спасалась тем, что посещать церковь каждый день ей никто не запрещал. А если не было сил даже на домашнюю молитву, читать не тянуло, а простая прогулка была или не в час или не по погоде, то женщина бралась за спицы для вязания. Теперь она даже подумывала расширить ассортимент своей лавки, так как весьма поднаторела в этом искусстве. По крайней мере, вязанные салфетки и прочие милые украшательства для дома получались выше всяких похвал, и ей всегда было что подарить родственницам или приятельницам на какой-нибудь праздник.
Возникнув у тропинки, ведущую в рощу, женщина выпустила руку своей спутницы и жестом пригласила следовать за собой. Сегодня погода была не в пример лучше, чем в ее прошлое посещение. Рощица еще не успела вымахать, но, впрочем, и не хотелось, чтобы на этом участке кладбища установилась привычная для прочих уголков кладбища густая тень от дубов. Сейчас тут гораздо приятнее - много солнца и порхающие то там, то тут яркие бабочки, которые периодически садятся на одинаковые памятники из белого итальянского мрамора. Невероятное зрелище - сто восемь детских могил с одной на всех датой смерти. Ровные ряды могильных камней, уравнивающие богатых и бедных, единственных наследников и сирот, едва вступивших в школьную жизнь малышей и без пяти минут выпускников, отличников и едва тянувших программу студентов, первых красавиц Академии и стеснявшихся своих прыщей юношей, спокойных и хулиганистых, французов, итальянцев, немцев, болгар и англичан... Смерть, не разбирающая лиц, заблокировала множество жизненных дорог. О том и поют нимфы, которые всегда прячутся в кронах молодых дубков, что высадили здесь через несколько дней после завершения массовых похорон, никогда не показываясь на глаза посетителям. Так даже лучше - кажется, будто это поет и стонет собственная душа.
Патриция пошла по центральной дорожке школьного мемориала, привычно отсчитывая ряды, чтобы не пропустить нужный поворот. Один, два, три, четыре, пять... Теперь налево. Обычно женщина сначала заворачивала направо, к детям, но сейчас нужно было показать неожиданной спутнице ту самую могилу. Жермен в очередной раз про себя ругнулась - надо было все-таки или уж сразу соглашаться на захоронение в мемориале, или стоять до конца и положить детей в семейном склепе. Пока она колебалась, четыре места рядом с могилой племянницы уже были абонированы, а то и заполнены. И никакие рассуждения о родственных связях не помогли - раньше надо было думать. Вот теперь и приходится бродить то туда, то сюда. А деверь сразу решил хоронить дочь вместе с ее товарищами по несчастью - тут они во мнениях не сошлись. И вышло то, что вышло. Спасибо хоть, что не очень далеко друг от друга лежат кузены.
Четвертая могила от дорожки. Справа жизнерадостно улыбающийся с колдографии первокурсник Морис Айле, а слева та самая Мадлен - наполовину француженка, как ей удалось выяснить. Беатрис хитро усмехнулась, увидев тетю со спутницей, подмигнула и ушла за край рамы по каким-то своим неведомым живым делам. Иногда Патриции казалось, что колдографии только растравляют раны - вроде живее всех живых человек, но ни обнять, ни поговорить. Но с другой стороны, его образ сохраняется в памяти.
-Вот здесь ее могила, - проговорила Патриция, показывая на соседнюю слева могилу от могилы племянницы. Палочка совершает привычное движение, и на постаменте прямо под датами жизни Беатрис Жермен появляется роскошный букет из белых лилий, символ чистоты и невинности погибшей. Еще движение и рядом загорается свеча. Все, теперь можно идти к детям.
-Я не буду вам мешать, мадемуазель Гринфилд, - говорит мадам, направляясь по уже привычному маршруту, более не глядя на попутчицу. Теперь можно ничего не считать, а просто идти прямо по тропинке - Патрик и Полин лежат в этом же ряду, а задвоенных постаментов здесь не так много и всего один утроенный - на соседнем ряду покоятся трое дочерей семьи Этуаль 12, 15 и 17 лет. Патриция не знает их родителей, но может представить силу их боли и отчаяния. Хотя, может, у них еще есть дети? Впрочем, мертвых все равно не заменить, но хотя бы было для чего жить, если хоть кто-то из детей еще остался. Ей бы точно было легче. Семейство Риготье и Аршамбо, могилы чьих детей соседствовали с могилами ее отпрысков, можно было счесть и счастливчиками - первые потеряли одного ребенка из трех, так как старший сын учился на  Скреажле, а дочь на Ливенусе, а вторые одного из двух - младшая дочь еще не успела дорасти до Шармбатона. Вроде бы должна пойти в школу в следующем году, если, конечно, родители решатся на это после всего случившегося, не взирая на то, что Академия вновь изменилась. Хотя они держатся - в начале года у них даже родился сын. А ей даже родить не от кого, если уж не думать про возраст.
Патриция со вздохом проходит мимо могилы четверокурсника Этьена Риготье и останавливается у задвоенного постамента. Патрик лежит слева, а Полин справа. Палочка сотворила букеты цветов и свечи. Новый вздох, беглый взгляд на соседнюю могилу третьекурсницы Мадлен Аршамбо, дочери аврора и сотрудницы "Ледяного дворца". Жермен вынимает четки и привычно начинает перебирать белые бусины пальцами.

09.09.2012 13:58

В рощицу мемориала вступило обширное семейство - Жислен и Серж Этуаль, четверо их детей - семилетняя Селина, девятилетняя Эвелина, трехлетняя Аделина и уже совсем взрослый восемнадцатилетний Гастон, а так же мать Сержа седовласая Эдит Этуаль, урожденная Фош. Жаль, что не вышло взять с собой пятикурсницу Розалинду, но учебный год начался еще неделю назад. Она будет с ними мысленно.
Путь довольно шумного семейства лежал к самой большой могиле - единственному утроенному постаменту из белого мрамора в шестом ряду справа от входа. Именно здесь покоятся их дорогие Марселина, Каролина и Жеральдина, которой как раз сегодня исполнилось бы 14 лет. Совсем большая была бы уже, но увы. Именно к сегодняшнему дню рождения и приурочен их семейный выход на кладбище. Восемь детей было, осталось пятеро. Больше половины, но... Разве можно заменить одних детей другими? Хотя злые языки наверняка сказали бы, что так гораздо экономнее.
Подойдя к памятнику, семейство выстраивается полукругом. Жислен вынимает лампадки и зажигает на всех трех могилах. Серж тем временем ставит у крайнего справа надгробия фигурку плачущего ангела. Только такие подарки и остается носить погибшим дочерям - им более не нужны ни платья, ни украшения, ни книжки с игрушками. Никаких мечтаний. Просто пустота.
-С днем рождения тебя, с днем рождения тебя, с днем рождения, Жеральдина, с днем рождения тебя! - тем временем поют малышки хором. Адела так вообще не помнит сестер, но любит их по фотографиям и воспоминаниям. Они все равно члены их семьи, которые незримо присутствуют во всех событиях их жизни. Эдит Фош-Этуаль смахивает старческую слезу, глядя на эту сцену. Но надо жить. Им есть для чего жить и ради чего держаться. Так что даже походы на кладбище нужно превращать в праздник. Ради детей. Хотя Гастон подозрительно молчит. Чудом выживший единственный наследник. Никогда не говорит о пережитом. Молчит и Розалинда. Закрытая тема. Потомственные айронумцы, ваты... Их гордость и их несчастье одновременно.
Пробыв у могилы с четверть часа, семейство Этуаль удаляется к выходу с тем, чтобы прийти 2 недели спустя - на день рождения к Каролине.

Эмма тоже заметила обширное семейство. Хорошо, что мимо той могилы она проскользнула до их прихода - не хотелось никого смущать своим вроде бы неуместным любопытством в столь личные моменты. И все-таки трое детей - невиданное дело. Она бы и потерю одного не пережила, наверное. Ужас - приносить подарки ко дню рождения на кладбище.
И все же здесь похоронили не всех. Значит, отсутствие плит со знакомыми фамилиями еще ничего не значит. Видимо, придется ждать с разрешением сомнений до завтрашнего перемещения в школу. Или же искать списки в подшивках старых газет. Нет, лучше уж подождать.
-Да, печально, - протянула девушка, более не зная, что же сказать.

-Взаимно, - вежливо ответила Эмма, вспомнив, что шляпница ради нее отложила какие-то свои дела, - Спасибо, что проводили. Сама я вряд ли бы легко нашла место. Все-таки мне это было важно.
Тут юная Гринфилд вспомнила, что новая знакомая говорила про свадьбу - вроде бы женились родители Амоса Тиббинса. Родители? Оба? Кто-то, а она помнит переживания мальчишки по поводу разлуки с мамой. Неужели те помирились и решили воссоединиться? Или Жермен дипломатично называет родителями отца и приведенную им мачеху?
Хотелось, конечно, увидеть своими глазами, но напрашиваться туда, куда не приглашали, более чем невежливо. И спрашивать напрямик как-то неловко.
-И передавайте привет и мои сердечные поздравления молодоженам.