09.09.2012 г. 11:48

Колокола собора звонили, созывая прихожан к воскресной мессе, до которой оставалось уже менее 15 минут. Патриция со вздохом оглядела семейную скамью. Кажется, и сегодня она окажется в одиночестве. Деверь с женой после смерти дочери и племянников редко появлялись в церкви - чаще по большим праздникам вроде Рождества да и то по привычке. А ее брат с семьей обычно садятся на скамью семьи Мельмот, ее родной семьи. Или же идут на скамью семьи Леруа, чтобы присоединиться к родителям жены брата. Мадам Жермен все чаще стала думать, что и ей имеет смысл пересесть к родственникам, но почему-то все надеялась, что оставшиеся Жермены придут. А такими темпами скамейку придется отдавать кому-то еще. Женщина тяжело вздохнула и перевела взгляд на алтарь, стараясь не глядеть на соседей спереди - с семейством Агриколь она никогда не ладила да и с Лолишонами рассорилась. В любом случае неуместно сейчас думать о дрязгах, раз уж пришла. Патриция долго сомневалась, идти ли на мессу в собор, если она все равно сегодня будет на мессе венчания в Маррилатре. И все-таки пошла, так как венчание - это не совсем то. Ей хотелось сосредоточиться на аспекте воскресенья как малой Пасхи, именно поэтому Патриция и заняла свое обычное место в положенный час.

Патриция тем временем полностью погрузилась в молитву о своих покойных родных, прежде всего о муже и детях. Ей уже было все равно, пришли ли Лолишоны и как на нее посмотрели по пути. Какая разница? Насильно мил не будешь, а у нее есть дела и поважнее. Сегодня непременно нужно было очистить разум от всего суетного, так как после ей предстояла весьма важная миссия.
Сбоку возникло какое-то движение, и кто-то присел на край их семейной скамьи. Мадам Жермен уже было подумала, что явились-таки заблудшие родственники, но, подняв голову, увидела совсем незнакомую юную девушку. Удивилась весьма, так как не принято было подсаживаться на семейные скамьи без разрешения - на то они и семейные.
-Мадемуазель, - обратилась к ней женщина, - Прошу прощения, но это скамья семьи Жермен. Вы ошиблись местом.
Наверное, она тоже думает о своем или чем-то расстроена....

Девушка встала и пересела к семье Агриколь. Трудно придумать более неудачное решение - Каролина Агриколь, матрона семейства, съест всякого, кто приблизится к их лавке ближе, чем на метр. Вот и сейчас она обрушилась на возмутительницу спокойствия. Хуже было бы только вломиться к Лолишонам или Монплезирам. А девушка, похоже, не знала, что делать. Сказала, что приехала издалека и покорно, как побитая собака, поплелась назад, где стояли лавки без спинок для случайных посетителей, не являющихся постоянными прихожанами.
А в самом деле какая разница? Все равно ведь никто не придет!
Патриция пожалела о том, что прогнала не знавшую местной приходской кухни "девушку", потому встала со своего места и, в два шага догнав ее, позвала:
-Садитесь ко мне, мадемуазель. Наверное, моя семья все равно сегодня не придет. Да и места всем хватит. Простите, что не пустила вас сразу.

-Нет, что вы! - с жаром сказала Патриция, будучи смущенной своим промахом и негостепреимством, - Садитесь, пожалуйста.
Конечно, в соборе хорошая акустика, но все-таки на задних скамьях видно и слышно гораздо хуже. Да и прогнала она девушку только потому, что решила, будто она перепутала свою скамью с ее скамьей. А раз у нее нет места, то почему бы и не пригласить к себе? Все равно ведь уже никто не придет. Да и месса вот-вот начнется - только и бегать в поисках места, хотя вон его тут навалом.
-Пойдемте, мадемуазель, - позвала женщина, возвращаясь на место, потому что как раз прозвучал колокол, заиграл орган и процессия двинулась к алтарю. Теперь точно не до разговоров и посторонних мыслей.

Патриция полностью погрузилась в молитву, так что почти не обращала внимания на свою юную соседку, разве что исподволь отметила какую-то неловкость и неуверенность в ее поведении. Так что закралось подозрение.
-Мадемуазель, а вы католичка? - спросила мадам Жермен, наклонившись к уху девушки, что встала в очередь перед ней. Не ее дело, наверное, но спросить стоило во избежание еще большей неловкости.

Патриция так и подумала, именно потому и решила спросить. Уж лучше, чем отец Ксавье отругает и прогонит.
-Тогда вам сейчас нужно оставаться на месте, - пояснила мадам Жермен с легким сожалением в голосе, - Причащаются только католики.
Обойдя девушку так, чтобы ей легко было пробраться на место, женщина отправилась дальше к алтарю. Привычное Corpus Christi, гостия на языке и медленное возвращение на место. Пару минут весь мир для нее не существует.

После причащения Патриция некоторое время молилась с закрытыми глазами, встав на колени. Сейчас было совершенно неважным, что происходит вокруг. Только она и Гость в ее сердце. Их свидание. Ее утешение и единственная радость в жизни. Из этого состояния ее выдернул лишь новый призыв к молитве от священника. Только тогда женщина поднялась на ноги и стала смотреть в сторону алтаря. Месса, наконец, кончилась. Мадам Жермен посвятила еще некоторое время молитве, особенно о будущих молодоженах, на свадьбе которых ей через пару часов быть свидетельницей, а потом повернулась к своей соседке, которая будто бы впала в оцепенение.
-Вам понравилось у нас, мадемуазель? - спросила она дружелюбно. - Откуда вы приехали?

Девушка явно чувствовала себя не в своей тарелке, так что Патриция старалась быть максимально дружелюбной.
-О, это прекрасно! - прокомментировала она сообщение о Шармбатоне - все-таки французы патриоты своей Академии волшебства, и им, разумеется, лестно, когда к ним переводятся из других школ, - Мой воспитанник тоже когда-то учился в Хогвартсе, но вот уже почти два года в Шарбатоне учится. Его зовут Вильям Фишер. Он гораздо моложе вас, но, может, вы встречались?

И все же мадам Жермен поняла подтекст вопроса своей юной собеседницы. Как не понять после потери двух собственных детей в тот несчастнейший в истории Академии день? Так что была вдвойне рада поспешить успокоить.
-Да, он жив и по-прежнему дружен с Биллем, - сообщила Патриция, - А буквально через час-другой я иду на свадьбу к его родителям. Так что все у него в порядке.
Чего не скажешь о Патрике с Полин...
Ей до сих пор было сложно отделять свою боль потери от радости за других. Они сосуществовали в ее душе, плотно переплетаясь друг с другом. Так что любое упоминание о Шармбатоне вызывало целый вихрь чувств.

-Я понимаю, - вздохнула Патриция, не зная, что еще сказать. Действительно она понимала, как повезло другим учащимся Шармбатона. И была рада как за Лолишонов, так и за семейство Марту или Липен, за Билла и его друзей, но... Мадам в глубине души не могла понять и принять, почему же не повезло именно ей. Почему не повезло брату мужа, что тоже потерял дочь? Почему не повезло еще трем семьям торговцев с Изумрудной улицы и двум знакомым сотрудникам Министерства? Как это вынести и пережить?
Жермен почувствовала, как по щекам бегут мелкие слезинки. Время не лечит.

И в самом деле, что это я?!
Мадам Жермен не любила лишний раз показывать чувства на людях. Тут просто задели самые тонкие струны в ее  душе. Но перед растерявшейся девушкой было неловко. Она-то ни в чем не виновата.
-Ничего страшного, мадемуазель, - проговорила Патриция, спешно хватаясь за свой кружевной носовой платок и смахивая слезы. Несколько глубоких вдохов и комок в горле будто бы расползается на молекулы, давая возможность дышать и говорить по-человечески. - Вы здесь совершенно не виноваты. Просто я сама потеряла в тот день двоих детей и племянницу. Я просто вспомнила о них.

Мадлен де Монталье... "Соседка" ее племянницы Беатрис в "Зеленой Дубраве", если это можно так назвать. Да, как ножом по сердцу все эти воспоминания. Лучше не думать, сколько разбитых жизней скрывается за эти могильными холмиками под сенью рощицы, где поют нимфы. Их число явно превышает количество могил.
-Мадлен мне знакома, если можно так сказать, - вздохнула Патриция, вновь чувствуя подступающие слезы, которые намеревалась теперь сдержать любой ценой, - Она лежит рядом с племянницей на кладбище, и я каждый раз смотрю на ее фото, когда прихожу навестить своих родных. Такая милая девушка... была.