- Это Эмма Гринфилд, наша староста в Хогвартсе. Её потом куда-то вызвали, и она больше к нам не возвращалась.
Это было сказано с грустью на лице, потому что хотя Эмма и была строгая как староста, от неё у малыша до сих пор остались только светлые эмоции. Она заботилась о них, пусть и наказывала, даже о плаксе Амосе, который тогда был куда более невыносимым.
Билл продолжал идти по отремонтированному Замку за образами из памяти, подмечая изменения, которые остались после того дня. Следы от магии на стенах, один или два портрета пропали со стен, по замку не носятся как обычно студенты - последнее ещё тогда его заинтересовало, а следы говорили о многом, что эти стены повидали в последнее время. На одной из лестниц их была целая россыпь - видимо, кто-то кого-то усиленно пытался заколдовать, но цеплял стены, пол, перила и ступени, выбивая из них куски камня своими проклятиями. Такая же куча виднелась на потолке наверху - противник тоже был силен и тоже пытался сделать то же самое. Наконец, двое пришли к портрету Морганы, Эмма сказала пароль и вызвала всех строиться. Из дверей спальни мальчиков вылетел возбужденный Амос и заорал "Сдохнул-сдохнул Темный Лорд!" Билл печально улыбнулся - теперь-то он знал наверняка, что Волдеморт не сдохнул, но тогда веселье пошло распространяться по студентам, даже Колин с удивлением пригласил Эмму порадоваться. Малыш зашел ей за спину - тогда этого было не сделать, и из газеты на него буквально выпрыгнул заголовок "Тот-Кого-Нельзя-Называть убит!" Но тот, кого назвали убийцей Волдеморта, был слишком знаком Весперу, чтобы он мог в это поверить. Досада вырвалась вслух.
- Враньё!
Эмма, по-видимому, подумала так же, потому что оборала весь класс и посадила себе голос, что было заметно по тому, как она захрипела, и все пошли в Большой зал. Внезапно вместо коридоров за дверью из гостиной оказался сразу именно зал-столовая, а они уже сидели и ели. Он, Амос, Друзилла, которая умела менять себе лицо, из-за чего Билл её запомнил, хотя она и была на третьем курсе, Майк, Джимми и все остальные. И тут в разговоре Амос и произнес эту фразу.
- Он ведь больше никого никогда не убьет и сюда больше не придет, чтобы убивать таких же мальчиков как ты! По тем убитым младшекурсникам не надо плакать?
Билл-за-столом беззвучно заревел. Билл-наблюдатель вновь ощутил непреложный разрыв со всеми, кого он два года назад похоронил в своей памяти. О почти каждом он что-то помнил. Наверно, решение учить все-все-все Чары он принял примерно здесь - нужно уметь защитить себя, а если получится, то и не только. Эмма, видимо, не разобравшись в ситуации, отчитала Амоса за разбитый графин, а тот съёжился, как малыш, под её словами сообщить его отцу. Теперь, когда третьекурсник уже успел повидаться с месье Тиббинсом, он понял, что зря Амос его опасался - целитель груб, но все-таки не жесток, и больше, чем обычная взбучка, ему бы не прилетело. Последующий разговор сквозь слезы выглядел как-то наивно даже, но Амос сказал, что он там был и всё видел, и эта, подзабытая уже реплика, помогла Биллу ощутить запоздалое сострадание к почти всегда ноющему товарищу. У него больше прав реветь, чем у меня.
Опять смена декораций - вновь гостиная, он сидит и пишет что-то в свитке, а в комнате воюют два четверокурсника, вечно неразлучные враги-друзья Майк и Джимми, тогда ещё совсем неизвестные Биллу, сцепившись на полу, за ними наблюдают оставшиеся в гостиной старшекурсники. Вот их разняли, у одного фингал, у второго нос разбит, Майк отправился в спальню буянить, а Джимми пошел к Весперу поговорить. Из разговора, который закончился повторной дракой, явственно прозвучала одна фраза:
- Вот вырасту, что-нибудь такое придумаю, чтобы не убивали вообще, а не получится, буду всех лечить, как меня лечили. И синяки, и носы, и оторванные руки, и еще много чего.
А далеко ещё... Но теперь я кое-что умею. Джим, кстати, тоже.
Билл-наблюдатель с нежностью посмотрел на себя меньшего, сказавшего это. В самом деле, этот день много дал ему, пусть и не он один. Мальчишек утащили, подошел Колин и повел Билла в свою спальню, залатав повреждения, устроенные драчунами, с ошеломительным изяществом. Внутри был шкаф с боггартом, с которым они сражались с переменным успехом. В этот момент малыш смог рассмотреть Темного Лорда, в которого превратился боггарт, более внимательно. Безразличие - это он в прошлый раз явно упустил. Такие не имеют понятия о жестокости или бесчеловечности, или о других подобных вещах, потому что им просто безразлично это всё, и все посторонние тоже. Даже их страдания, которые он им причинял, ему, скорее всего, были безразличны. Билл показал на боггарта рукой.
- Вот разве бывают такие люди?
В следующий момент в комнате раздалось два Риддикулуса, и боггарт, получив розовую мантию с кружавчиками, розовый зонтик и поганки вместо волос, отступил, Колин, едва не сдавшийся по-настоящему, захохотал, и боггарт вылетел в окно. Внезапно через смех двоих боггартоборцев Билл услышал доносившиеся сверху просьбы о пощаде. Это Джим! Что там с ним было-то? Колин явно это тоже слышал, и, оставив Биллу-первокурснику книжку про квиддитч, ушел наверх - разбираться. А сам сказал, что за книгой. Малыш обратился в слух. Книга интересна, но её ещё можно почитать, она не будет так просто меняться, а звуки сверху бывают только один раз. На пределе слуха донесся голос кого-то из старших, потом ещё, потом опять Джим говорил "хватит", ещё голоса, Мобиликорпус, ещё какие-то слова, рык Колина "Мы же не слизеринцы", ещё непонятно что, истерический хохот теперь уже Майка, и наконец не выдержавший того, что там происходило, Колин кидает в кого-то Экспеллиармус. Сидящий за книжкой мальчик явно навострил уши, но остальные голоса были неразличимы, и он вернулся опять к чтению. В это время снизу донеслись голоса вернувшихся из библиотеки. Меньший Билл вышел из спальни старших и ушел в общую комнату, старший последовал за ним. Где там профессор Моралес, его не сильно интересовало. Рядом, и хватит с того.