Патрик не знал, зачем поставил своё имя в список. Он не знал, зачем он вообще взялся за изучение Белых Искусств. С самых же первых слов профессора мальчишка понял, что ошибся в выборе предмета. Какая жертвенность? Какая любовь?
На занятии у него не получилось практически ничего. Почему-то при аромате цветов скрутило, сжало ледяными воспоминаниями сердце, и всё занятие, пока остальные испытывали радость и делились ею, Паддифут безуспешно старался освободиться от этого ощущения. Наверное, он мог бы поделиться им... но это бы никак не относилось к Белым Искусствам.
Патрик уже решил не идти на вечернее занятие, но легче было бы признаться в собственной бездарности, чем нарушить слово. Он дал его добровольно, сам пообещав прийти, и дороги назад уже не было. Мальчишка ни секунды не колебался, постучать ли в дверь - первый и последний раз. Он пришёл лишь затем, чтобы всё объяснить и выйти.
- Разрешите, профессор.
Тот был не так уж и стар по магическим меркам, но что-то давило неподъёмным грузом на сгорбленные плечи. Что это могло быть? Та жертвенность, о которой профессор говорил? Моралес раздал себя по каплям, почти ничего не оставив себе?
По спине ученика пробежал холодок. Если он станет светлым магом, то тоже будет вынужден ничего не оставить для себя?
Молчание затягивалось, а с ним возрастали неуверенность и страх, и Патрик решительно нарушил эту пытку.
- Я сожалею, что отнял у вас время, профессор. Я не смогу стать Белым магом...

Конечно, нельзя сказать, чтобы Патрик ожидал, что ему сразу же укажут на дверь, но он бы не удивился и такому исходу. Отнимать понапрасну время у почтенного мага настолько противоречило всем усвоенным им понятиям о хороших манерах, что к горлу подкатила тошнота отвращения к самому себе.
- Благодарю вас, профессор.
Он сел на указанный стул. Не развалившись, но и не на краешек, хотя очень хотелось броситься вон, а не объяснять во всех подробностях, насколько он бездарь, что у него не получаются даже основы Белых Искусств, которые одноклассники его щёлкали, как семечки.
Патрик вспомнил ходившие в школе слухи, что после страшного заклятья Тёмного Лорда, те айронумцы, кто вернулись к жизни, навсегда будут носить на себе печать его проклятья. Может быть, он поэтому не может усвоить Белые Искусства, может, он теперь способен только на тёмную магию? И как это сказать директору? Тёмного мага исключат немедленно!
- Сегодня на уроке я понял, что не хочу делиться с другими своими ощущениями.

Патрик растерянно взглянул на профессора. Причина, разумеется, была, и уважаемому белому магу это было очевидно, но зачем о ней допытываться? Впрочем, успокоил себя мальчик, возможно, это всего лишь для документации. Надо что-то указать в графе отказа...
- Я не могу поделиться с другими ничем хорошим, профессор. А плохим не хочу, даже если это легче.
Пусть сам подыскивает для этого приличную для документации формулировку.
- Наверное, я прирождёный тёмный маг,- Он закусил губу.- Нет, не беспокойтесь, я не стану учиться и этому. Просто белого мага из меня не получится.
Гнить в земле не хотелось. По крайней мере, сейчас. Снова обдало душу ледяным холодом, скрутило в неподвижную ледышку. Патрик попытался сбросить это ощущение, но скоро оставил эти попытки и так и сидел, застыв перед неожиданно обжигающим взглядом профессора. Уходить уже не хотелось.
Уходить так - не хотелось. А если теперь так и останешься ледышкой?
Пусть обжигает его взгляд, может быть, удастся растопить этот лёд.
- Мне пятнадцать, профессор. Я смогу приносить людям пользу, делясь физическим проявлением магии. У меня неплохо получаются чары.

Патрик вздрогнул. Почему физическая польза магии никому не нужна? Кому вообще нужен этот духовный план, кроме белых магов? Он будет работать, зачаровывая сыр и гусиный паштет в маменькиной кофейне, где про его уровень духовности никому не будет известно. О чём этот профессор говорит?
Ещё добьётся его исключения из-за отказа предъявить духовный вклад в школьную магию, и что тогда?
Не нужно было раскрывать свой рот.
- Я не собираюсь этого отрицать, профессор,- поспешил ответить мальчишка. Перед глазами стоялолицо профессора Лестрейнджа, когда тот лениво вертел в руках палочку, вызвав нарушителя в свой кабинет. Лестрйндж тоже не любил запирательств.
Нижняя рубашка взмокла от холодного пота. Патрик знал, что разговаривает с профессором Моралесом, но это не помогало сейчас прогнать леденящее видение. Долгое, тянущее душу молчание повисло в кабинете.
- Некоторые раны не исцелить никому,- наконец проговорил он умоляюще.- Если эти раны как-то повлияют на мои магические способности, вы же не исключите меня из школы? Здесь и хуже меня учились...
Оставить тему магических способностей до уроков? Значит, профессор не собирается вычеркнуть его из класса? Прощай, надежда на хорошую учёбу! Патрик потупился, рассматривая кончики своих ботинок - и замер, не веря собственным ушам.
- Вы же не священник, профессор,- криво улыбнулся он, судорожно вцепившись в край стула.
Священника он видел. Нельзя сказать, что семья рыбаков, где он прожил лето, отличалась особой набожностью, но на воскресные мессы они ходили. Пару раз и Патрик увязался за ними. То, что происходило в церкви, напоминало ему неведомые магические ритуалы, и Патрик сбежал, не желая помешать маггловской магии своим невежеством и ошибками. У них и так другой магии не было.
- Профессор, я уже умирал однажды. Для меня всё заканчивалось и раньше пятнадцати лет. Для некоторых, которых я хорошо знал - навсегда.

Сказать, что Патрик удивился - это значит не сказать ничего. Он даже отодвинулся немножко вместе со стулом, настороженно наблюдая за профессором, который почему-то совмещал работу с... церковью. Зачем ему это? Неужели нельзя только учить? Хотя если он был священником девяносто лет... что уж теперь бросать? Может, в его возрасте уже и не нужны выходные?
И всё равно почему-то было страшно встречаться с ним взглядом. Вместо этого Патрик проследил, куда взглянул профессор, и взгляд его тоже уткнулся в безудержно пересыпающийся серебристый песок. Он сыпался и сыпался, переливаясь звуками негромкого голоса, словно слова обретали физическое воплощение и тут же уходили.
Уходить к ним не хотелось.
- Второй раз я умер совсем не так, как вы говорите, профессор...- Он помолчал, собираясь с мыслями.- Хотя, может быть, разница действительно невелика. Бог не исцелит моих ран. Я... не католик.
Паддифут поспешно поднялся вслед за старым магом, сделал несколько шагов и остановился в замешательстве.
- Я... не уверен, профессор. Что вы хотите начать?

Улыбка обожгла раскалённым углём, и Патрик поспешно опустил взгляд. Сказать? Или промолчать, чтобы не сделать ещё хуже? Кто знает, как отреагирует на его слова не простой маг, а настоящий священник! Ещё исключит из школы как ненадёжный элемент. Хотя... тут даже наполовину животные, и то учатся. Уж у их ли родителей были законные браки, благословлённые церковью!
- Не все дети могут заслужить любовь отца,- сказал он тихо, не поднимая головы.- Некоторые даже не знают его имени. Меня нельзя крестить, профессор, я незаконнорожденный. У меня даже крёстного отца никогда не было.
Мальчишка подошёл ещё на несколько шагов и остановился, стараясь не коснуться артефакта даже краем одежды. Хоть этот артефакт и светлый, но так как-то спокойнее.
Впрочем, это спокойствие продолжалось недолго. Услышав инструкции, Патрик только судорожно сглотнул - горло сдавило страхом при одном упоминании об ужасных воспоминаниях. Он невольно отшатнулся от чаши, машинально нашаривая рукой хоть что-то, на что можно опереться. Да, он трус. Может быть, сейчас его наконец выгонят с Белой магии, и всё закончится?
- Я не смогу, профессор, простите. Не смогу сосредоточиться.