Радоваться за другого... Не такая простая задача, тем более по заказу. Карин всегда была в приподнятом настроении, когда происходило нечто хорошее, неважно с ней или с кем-то еще. Но, если так задуматься по-честному, редко это чувство не было омрачено завистью, пусть и белой. Ей очень часто хотелось иметь то, что имеют другие - будь то новая шляпка, кукла или игрушечная метла. И ей всегда хотелось быть в чем-то успешной, чтоб ее похвалили, чтоб быть уверенной, что ее любят и ценят. Потому, не взирая на то, что она радовалась, когда у других что-то получалось, все же юную наследницу семьи Лолишон преследовала мысль, что и ей вот так хотелось бы.
Было ли хоть раз, чтобы я радовалась за другого?
Наверное, она была рада, когда папа купил новый дом и они смогли обустроить лавку в новом помещении - он ведь так об этом мечтал. И все-таки это не была чистая радость за другого - Карин радовалась, что у нее будет новая уютная комната. Значит, она радовалась за себя, наверное?
Успехи одноклассников ее мало радовали - все-таки собственные учебные подвиги гораздо ближе и нужнее. И все-таки Карин вспомнила ту радость ныне покойной Полин Жермен, когда ее мама чудом избежала смерти от тяжелой болезни и впервые после многомесячного отсутствия переступила порог родного дома. Как сиял Патрик, который ныне пребывает там же, где и его сестра, как воспрял и Шарль Жермен, отец семейства, которому самому, как потом выяснилось, оставалось жить менее полугода. И все же тот день был для них счастливым. Счастливым и для Карин, которая всегда любила мадам Жермен и очень переживала, видя как печальны ее маленькие друзья. Сердце заполнилось теплотой, которая постепенно распространилась по всему телу. И мелкие мурашки вдоль позвоночника. Рука третьекурсницы вновь поднимается.

Амос вообще был редким эгоистом и настолько мало думал о других, что часто задевал их интересы во всех смыслах. Ему трудно было даже ненадолго взглянуть на себя со стороны и трудно поставить себя на место другого человека. Чего греха таить, мальчишке этого и в голову не пришло бы. Им прежде всего владели желания своего "Я". Так что это задание было невыполнимым - просто нечего было вспомнить. Вместо этого его охватила зависть напополам со стыдом, от чего он нервно завозился на полу и, кажется, даже задел Карин плечом.

Радоваться за другого - гораздо сложнее, чем просто радоваться хорошим вещам в своей жизни, но ведь не зря говорят, что настоящий друг - это не тот, кто в горе пожалеет, а тот, кто твоей радости порадуется. Без этого умения совершенно невозможно овладеть теми заклинаниями, которым профессор Моралес собирался обучать в рамках этого курса, потому он с печалью отметил, что в этот раз рук поднялось всего пять. Правда, был один новый человек - девушка со значком старосты, которая до этого оставалась недвижимой. И Хильберто отметил, что первыми всегда поднимали руки сидевшие рядом друг с другом мальчик и девочка лет 13-14. Он сделал в уме заметку, что, возможно, обнаружил наиболее способных и расположенных учеников. Теперь нужно было подвергнуть класс следующему испытанию.
-Теперь сделайте глубокий вдох и выдох, потом еще раз и еще, - дал инструкцию профессор, - Представьте, что чувства с вас схлынули подобно бушующей морской волне, а вас окружает ночная тьма, что принесет покой и сон. Освободитесь от лишних мыслей и эмоций. Поднимете руку, когда будете готовы.

Красимиру вообще надоела эта медитация. Хотелось, чтобы это поскорее кончилось. Он решил просто не заморачиваться, пока как следует не поразмыслит и не решит, нужен ли ему вообще этот предмет или нет. Так что он поднял руку, хотя отнюдь не чувствовал блаженного покоя. Но какая разница? Учитель же все равно не узнает.

Представить волну оказалось годным способом освободиться от эмоций. Хорошо, что профессор дал им эту подсказку. Несколько глубоких вдохов и выдохов и четкое изображение, как волны стирают эмоции, написанные на влажном песке сознания. Теперь лишь шум прибоя и больше ничего. Потому Карин подняла руку гораздо уверенее, чем в прошлый раз.

В самом деле, профессор же сказал о дыхании сразу! Билл немного устыдился, что не последовал инструкциям профессора сразу, и стал стараться глубоко дышать и думать о том, как дышит. Круговерть мыслей в его голове поулеглась немного, и спустя пару минут он все-таки смог сосредоточиться на одной этой мысли, оставив остальные вне себя, как в прошлый раз, и опять поднял руку вверх.

Чужая боль как своя... Тяжело.
До определенного возраста Карин всячески ограждали от негатива и переживаний, потому ее видение страданий этого мира было весьма скудным. И нечему было сопереживать. Не разбитым же коленкам во время детских игр. Но потом был тот памятный урок Темных Искусств, когда им пришлось лицезреть самую настоящую пытку, когда боль и страдания рыжеволосой семикурсницы буквально были разлиты в воздухе. Девочка тогда сильно испугалась, испытала жалость, а еще нежелание, чтобы это случилось с ней или с кем-то еще. И все же это еще нельзя было назвать именно состраданием - липкий страх, поселившийся внутри, мешал подумать о боли и эмоциях другого. К тому же, она почти не знала ту девушку - где первый курс, а где седьмой? Воспоминания все же были очень живые, потому внутри вместо сострадания поднялись страх и отвращение да такой силы, что у нее стало жечь между лопатками. Слегка вскрикнув от испуга, Карин тут же постаралась взять себя в руки. Глубокий вдох и выдох, еще раз и еще, пока эти эмоции не отступили. Перед глазами день, когда ей сказали о смерти всех трех юных Жерменов. Но и тогда это было не сострадание,  а скорее нечто похожее на растерянность и пустоту внутри.
Неужели я не умею сострадать?
И горе мадам Жермен. Та всех избегала целый год, и Карин не стремилась возобновить с ней контакт, так как не знала, что ей сказать, и как себя вести. Нет, дежурным словам соболезнования учат на уроках этикета довольно рано, но повседневное общение - это другое. Хоть девочка была еще юной, но догадывалась смутно, что, наверное, будет напоминать мадам о детях, которых та больше не может увидеть и обнять. И она не была уверена, что мадам будет этому рада. И пустота. Растерянность. Но не сострадание. Карин жаль мадам, но, наверное, это не то....

Красимир уже выпал из занятия и практически не слушал, что говорит преподаватель. Раз домашнего задания все равно не будет, то какая разница, получается у него или нет? Мальчишка, конечно, не знал, как успехи у остальных, потому что боялся открыть глаза без разрешения, чтобы не получить очередной нагоняй. Профессор же никак не комментировал результаты выполнения задания классом. Может быть, у всех получается, кроме него. Впрочем, Красимир же решил, что не очень-то этот предмет ему нужен. Так что всячески отгонял мысль об унизительности оказаться последним среди всех.

Отредактировано Красимир Салтенфаст (2018-07-05 00:58:12)

Сострадание - это одно из наиболее сложных чувств, потому профессор не удивился, когда поднялось всего три руки. Как ни странно, две принадлежли ранее не откликавшимся ученикам. И лишь тот самый мальчик, который с самого начала поднимал руку практически раньше всех, вновь справился с заданием. Или ему так казалось? Но в любом случае это станет ясным только при практике заклинаний. Ложь может стоить и жизни.
-Теперь вновь освободитесь от эмоций, чтобы выполнить последнее задание, - сказал Моралес, решив, что времени на попытки достаточно. - Кто будет готов, пусть поднимает руку.

Наконец, настал момент, когда неприятный вопрос к самому себе можно отложить в долгий ящик. Амос не испытал заявленного чувства, но в голове роились тысячи мыслей, первая из которых была о звонке на перемену, который почему-то все никак не звонил,  открыть глаза, чтобы посмотреть на часы, было нельзя. Подбодрила только весть о последнем на сегодня задании. Впрочем, профессор что-то еще говорил про заклинания.
Я этого не выдержу...
-Хых-хххх, - слишком шумно вздохнул пятикурсник, стараясь отогнать от себя беспокойство, усталость и досаду. Впрочем, остановить эмоции все-таки было проще, чем вызвать. Так что руку он поднял скоро.

У Билла было где-то полторы минуты до того, как профессор Моралес велел опять отрешиться от эмоций. Испытанная боль была рядом, рядом же были гнев и бессильная злость, которым не было приложения. В попытке отбросить их как мешающие малыш стал вспоминать, что и кто ещё про эмоции говорил, и вспомнил давешний разговор с Ведой, в котором она объясняла, как их в Дурмстранге учили испытывать зависть по желанию. А это ведь почти то же самое выходит, только нужно не зависть испытывать, а радость или ещё что. Правда, из этого следовало, что нужно учиться и вызывать, и останавливать чувства по команде и ему тоже, не только ей. А это непросто.
В этот раз успокоить мысли удалось немного быстрее, чем в прошлый. Как будто разум начинает идти пройденным путем, и это получается лучше. Концентрация на образе моря и темноты, и сосредоточенность на своем дыхании помогли отдалиться от мыслей и унять куда более яркие и сложные чувства. Все-таки добившись искомого состояния, малыш поднял свою руку вверх, стараясь не думать о том, что ещё может задать им профессор. Все равно делать, а пока можно подождать в тишине и покое.

Решительность? А это ещё как?
Последнее задание застало Билла немного врасплох. Решительность - это же не чувство. Немного подумав, малыш пришел к выводу, что профессор просит их очень сильно захотеть действовать, не слишком важно, что именно делать, но делать хотя бы что-то полезное. В такой формулировке задание не казалось таким уж сложным - он и так очень хотел делать много что, хотя бы тот же амулет с Протего, для чего нужно было вначале раздобыть что учить, потом много учиться этому чему-то, потом ещё спланировать неясно что, а потом потратить силы, чтобы эти планы воплотить. Всё же, на это нельзя было прямо так опереться. Сначала то, потом вон то, а потом уже желание пропало. Значит, нужно искать эту решимость где-то ещё.
Потерпев некоторую неудачу, Билл решил попробовать опять уйти в созерцание мыслей, и оттуда уже поискать эту решимость. Это ему удалось довольно легко, в основном потому, что он не так уж далеко отошел от этого состояния. Дальше мальчик стал внимательно искать в хороводе мыслей что-то подходящее, и вспомнил тот день в тайном проходе, когда вначале в Шармбатоне был пожар, потом к ним вломился большой и грубый медведь, которого им с Амосом досталось охранять. Как там его звали... Неважно, но он был как раз тем, против кого Билл тогда применял магию. И вот тогда он был очень решительно настроен. Третьекурсник попытался представить себе, что есть рядом с профессором этот самый медведь, а ему нужно не дать старика в обиду. Странное чувство поднялось в его сердце - и не гнев, и не злость, а какая-то просто сила, не являющаяся ни хорошей, ни плохой, как если бы его кулак мог разбить что угодно - и именно то, что он решит ударить. Билл поднял руку вверх на порыве эмоций.

Если чего Амос по жизни и избегал, то это твердых решений, так как сам по себе был аморфный и нерешительный. Да и вообще обычно все решали за него. Но недавно у него появились собственные желания. Например, весело провести выходные в Маррилатре. И если для этого требуется налечь на уроки в течение недели, он на это пойдет. И шел, собственно. Из этого чувства мальчишка и не выходил, оставалось лишь вывести его на первый план, что удалось почти мгновенно. И в первый раз за медитацию Тиббинс смог поднять руку.

В этот раз рук поднялось штук пятнадцать. Радовало, что отреагировали и те, кто раньше сидел неподвижно. Например, бледный светловолосый мальчик, который явно чувствовал себя неуютно. В целом для первой в жизни учеников медитации все прошло неплохо. Смешно было бы ожидать, что израненные и пережившие множество ужасов дети смогут сразу открыться и настроиться на нужную волну. Уже отлично, что есть несколько стабильно реагирующих человек. А с прочими просто придется работать более плотно. И не случайно в Академии Шармбаттон появился именно сеньор Моралес.  Его задачей было не просто обучать Белым Искусствам, но и составить тандем бессменной целительнице школы мадам Ньенс, которая могла исцелить почти любую физическую травму или болезнь, но не была в состоянии уврачевать душевные раны.
-Теперь проделайте прежнее упражнение по отключению эмоций, - сказал профессор. - Кто будет готов, пусть откроет глаза и молча возвращается на свое место.